Занятие Самарова и переход к военным операциям на два фронта

Заняв с. Самарово 17 ноября и 18 ноября, стянув к нему все основные силы, партизанский отряд немедленно же наметил боевые операции на два фронта – Сургутский и Березовский. Кондинская заболотная сторона нас пока мало тревожила.

18 же ноября, сразу же после занятия Самаровского, на Сургутское направление был выслан разведывательный отряд в 25 человек, под командой назначенного нач. боевого участка Сургутского направления т. Башмакова Хрисанфа, с задачами нащупать противника и установить со штабом телефонную связь через д. Городище и Сивохребт. На Березовское направление был выслан небольшой отряд до Белогорья под командой т.т. Скрипунова и Бардакова.

Общий план состоял в следующем: против Березовской группы белых выставить заслон, а все силы партизан бросить на Сургутский фронт. Цель такого распределения сил понятна, нужно было не дать колчаковцам разрушить захваченные ими почти все пароходы и баржи нашего плеса, замерзшие с ледоставом на участке Тундрино-Сургут и дальше к Нарыму, имеющие колоссальное количество хлеба, определяемого как минимум в полмиллиона пудов. Кроме того, еще не совсем была потеряна надежда и на спасение хотя бы небольшой части наших товарищей. Кроме того, борьба на два фронта сразу нам не под силу, а кроме того, и это одна из главных причин, – при развитии наступления на Березов, Сургут постоянно угрожал бы нашему флангу и тылу и мог совершенно отрезать нам всякие пути отступления.

Колчаковцы Сургутского направления так были оглушены нашими «красными орлами, мадьярами с 3-мя пулеметами и пушкой» и самое главное «комиссаром Демьяновым», что ближе с. Тундрино боялись и нос высовывать. Больше того, (как потом выяснилось) напуганные «большим» наступлением большевиков, – оставили и Сургут. Только один начальник колчаковской милиции Волков, очевидно, решил драться до последнего, сгруппировав вокруг себя наиболее решительных головорезов.

Зато Березовский район с места в карьер готовил нам сюрприз, хотя и на этот участок отразилась наша тактика из Филинского, – добрых 18 дней белые бездействовали, с часу на час, ожидая нападения.

За период нашего отступления из Самаровского до возвращения, белые передвинули значительные силы, с 6-ю пулеметами сначала в Березов, а затем и в Кондинск, оставив в Саран-Пауле небольшой отряд в сильных укреплениях, с 15-ю пулеметами, гранатами и т.д.

18 ноября, только что, заняв Белогорье, отряд Бардакова и Скрипунова получил сообщение из Троицкого, что на них наступает отряд белых. Наш отряд немедленно же перегородил проходную улицу и устроился в засаду за заборами дворов и огородов. Белых было немного, всего 21 человек, - 7 из них двигались вперед, в разведке, а 14 следовали в 15 минутах быстрой езды за ними. При таком построении стычки, какой приняли партизаны, совершенно очевиден ее не успех, - всех не перебьешь – оно и вышло. Впустив в деревню 7 человек белой разведки, наша засада принуждена была открыть по ним огонь. Трое белых было спалено на месте, один-двое ранено, взято 4 винтовки и 2 револьвера. У нас ранен легко один, ранены 2 жеребенка и корова.

Одному белому удалось проскочить на лошади в проходной двор и ускакать к своим. Следовавшие за разведкой белые, услышав стрельбу, в панике погнали обратно и не остановились даже в с. Троицком. Погоня нашими не была подготовлена, и поэтому белые ушли безнаказанно. Отряд оказался делегацией правительства Чайковского к Колчаку. Главари с документами удрали, расплатилась мелкота. Лично я и до настоящего времени эту небольшую операцию считаю, самой большой неудачей партизан за 1919 и 1920 год и не могу с ней примириться даже и сейчас. Ведь у нас из-под самого носа ушли ценнейшие исторические документы.

В стычке на Белогорье отличился наш славный Сеня Карлин, вооруженный теперь уже настоящим «Аганом» [наганом]. Один из белых, фельдфебель или старший унтер заскочил в хлев и отсюда в течение 12 часов ожесточенно крыл по отряду сквозь щели и окошко из винтовки и нагана. Сене эта канитель надоела, пустив на дымок белого подряд несколько выстрелов, он бросился в хлев и выволок дрыгающее тело унтера.

«Ну-ко, вылазь, белая стерва, из малицы. Вишь разоделся, паршивец», - и вытряхнул труп из богатой [неплючайтой] малицы, Сеня одел ее поверх своего в конец оборванного пиджака, немало не смущаясь ручьями теплой стекающей крови. Похлапывая малицу, говорил: «Теперь меня, понимаешь, 40 градусов не прошибет, важнейшая, понимаешь, штука». (Любил и любит он словечко «понимаешь»).

Зуботычина в Белогорье сразу насторожила белых, которые штабом продвинулись уже до М[алого] Атлыма и заняли юрты Карымкары. Они опять заняли выжидательно-оборонительную тактику, что нам было как раз на руку.

Нашей Белогорской группе, несколько усиленной, был дан приказ использовать, некоторую растерянность белых и продвинуться дальше на север, до Елизарова, если не будет, конечно, сильных препятствий.

В 5 часов 12 ноября передовой отряд т. Бардакова занял Елизарово, что по тракту на север в 75 километрах от Самарово. Жители рассказывали про паническое бегство белых из Елизарова и Сухорукова к Кондинску. После Белогорской стычки теперь территорию партизан захватили на Березовском направлении, теперь можно было основные силы бросить на Сургутский фронт, попугивая белых на Березовском мелкими наскоками. Я все же предложил т. Бардакову попытаться выгнать их штаб из М. Атлыма, какой-нибудь новой «пушкой». Ну и выкинул он фортель – ахнули.

Рано утром 20 ноября он с небольшим отрядом скачет за Обь к телефонной будке, (что в 15 километрах от села за Обью) оставляет отряд у дверей и неистово звонит в сторону белых. (В целях подслушивания ни мы, ни белые не выключили телефонов, не портили линии до самого последнего момента).

Ему отвечает офицер М.Атлымского штаба: «Господа, господа, я Слободсков, Елизаровский купец. Слободсков, спасите ради бога! В Елизарово сегодня утром ворвались 300 человек мадьяр с пулеметами и пушкой, перебили всех купцов, остался я один, вы слышите? Я один, купец Слободков. Спасите. Батюшки, (ревет Бардаков) едут сюда, спасите» (Бардаков мечется у телефона, рыдает). По условным знакам дверь с шумом открывается, нарочно громко стуча сапогами, врываются ожидающие за дверью партизаны и коверкают язык «под мадьяр» ревут: «Вот она гадина, бей его» Бардаков выхватывает наган и стреляет вверх, у самой телефонной трубки, затем изображая предсмертный вскрик Слободского, падает.

Сильный телефон на небольшом (по северному) расстоянии четко передал эту сцену белогвардейскому штабу в Малый Алтым. Вообразив, что Елизарово, в самом деле, занял этот самый «отряд мадьяр, про который им сообщил Мышкин из Самарово и который угнал из Реполова и Самаровского колчаковцев и только сейчас подошел к Елизарову, – белые спешно смотались со штабом, сначала в Кондинск, а затем еще на 250 километров кверху в Березово, в более спокойную штабную обстановку. Все же в Атлымах и в Кондинске они оставили небольшие [отряды], не проявлявшие первое время активности.

Партизанская тактика на психику противника, начатая еще в Филинском, не выходила затем из нашего обхода вплоть до полной ликвидации колчаковцев и белых, т.е. до апреля месяца 1920 года.

Спрашивается, как расценивать в боевом отношении такие приемы партизан на психику. У слушателей они вызывают улыбки и смешок, а между тем их значение и оперативное и деморализующее – важнее выигрыша крупного боя, т.к., занимая громадную территорию, партизаны не несли никаких потерь. Наоборот, малейшее наше продвижение вперед, вливало в наши ряды всё новые силы, всё более склоняло крестьянство на нашу сторону, на путь помощи нам, на путь вооруженного выступления. Правда, в том случае мы не уничтожали живую силу противника, но деморализующее значение отступления постепенно ломало дисциплину и уверенность белых к победе, что не преминуло оказаться в перебежках к нам колеблющихся.

В оперативных трюках надлежало быть чрезвычайно осторожным, их нужно было тщательно взвестить, продумать. Особенно осторожно нужно было их применять на территории с туземным населением. Так «пушка» т. Бардакова в Елизаровском, блестящая по замыслам, выполнению и результатам, дала и отрицательные моменты. Белые не преминули широкое использование «зверство» красных среди туземцев, стращая их поголовным вырезанием красными большевиками всего населения.

Дальнейший обзор событий приводится в числах нового стиля. Заняв Елизарово и соединившись телефоном с д. Ворона, мы на следующий же день получили из нее примерно такого рода телефонограмму (документа не сохранилось, по памяти восстанавливаю, почти точно).

«Освободителям Севера красным партизанам братский привет. Мы, 25 человек крестьян деревни Ворона постановили объявить себя большевиками и присоединиться к вашему боевому отряду в целях скорейшего уничтожения белых палачей. Белые от нас убежали, мы выставили караулы на Кеушки. Ждем ваших боевых распоряжений и помощи оружием. Просим партизанский штаб переименовать нашу деревню Ворона в «Красно-Ленинскую».

Это выступление Воронинских крестьян отодвинуло от нас белых еще на 50 километров и на время еще больше развязало нам руки для Сургутского фронта, к наступлению на который мы немедленно и перешли.